Я едва не потерял ее — она перебежала через улицу с двусторонним движением, не дожидаясь сигнала светофора, — и растерянно стоял у края тротуара, но девушка замедлила шаги, изучая номера домов над магазинами, вдоль Карнеги-холла. Прежде чем загорелась зеленая надпись "ИДИТЕ", я заметил, как она остановилась в конце квартала и вошла в здание. Знакомый адрес: Седьмая авеню, 881. Там жила Маргарет Круземарк.
Очутившись в вестибюле, я понаблюдал, как латунная стрелка над правым лифтом доходит до цифры "II", а ее двойник слева опускается. Дверцы лифта открылись, и оттуда вышел целый струнный квартет со своими упрятанными в футляры инструментами. Единственным моим спутником оказался мальчик-посыльный от магазина "Кристед" с картонкой зелени на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: "Пожалуйста, девятый".
На этаж Маргарет Круземарк я поднялся пешком по пожарной лестнице, оставляя позади лихорадочный ритм чечеточного класса и далекие переливы сопрано. Коридор был пуст, и можно было беспрепятственно заняться дверью со знаком "скорпиона"…
Положив "дипломат" на потертый коврик, я щелкнул замочками. Сверху, в "аккордеонных" перегородках, торчали пачки липовых формуляров — для придания кейсу официального вида, но под фальшивым дном я хранил свой профессиональный инструмент. Там в отдельных гнездах лежали: "набор грабителя" из особо прочной стали, контактный микрофон с миниатюрным магнитофоном, десятикратный бинокль фирмы "Литц", фотоаппарат "Минокс" с подставкой для пересъемки документов, пятисотдолларовая коллекция отмычек, никелированные стальные наручники и заряженный "смит-и-вессон", модель "Сентинел", 38-го калибра с корпусом из легкого металла.
Я извлек контактный микрофон и подсоединил наушник. Отличная штука. Достаточно было поднести микрофон к двери, и все тайное становилось явным. Если кто-то появлялся, я ронял микрофон в карман рубашки, а наушник сходил за слуховой аппарат.
Но на этот раз никто не появился. Эхо вибрирующего сопрано сливалось с фортепианным арпеджио в пустом коридоре, но это не помешало мне услышать слова Маргарет Круземарк:
— Мы не были близкими подругами, но я очень уважала твою мать.
Эпифани что-то пробормотала в ответ, и предсказательница продолжила:
— Я часто виделась с ней перед тем, как ты родилась. Она владела "силой".
— Вы долго были обручены с Джонни?
— Два с половиной года… Со сливками или с лимоном, милая?
Очевидно, пришла пора чаепития. Эпифани выбрала чай с лимоном и сказала:
— А все это время моя мать была его любовницей.
— Милое дитя, не думаешь ли ты, что я этого не знала? У нас с Джонни не было друг от друга секретов.
— Поэтому вы с ним и порвали?
— Наш разрыв — не более чем измышления прессы. Нам пришлось сделать вид, будто мы порвали отношения. На то существовали достаточно веские причины. Хотя, по сути, мы никогда не были столь близки друг другу, как в последние месяцы перед его уходом на войну. Конечно, весьма своеобразное положение, я не отрицаю. Полагаю, ты достаточно хорошо воспитана, чтобы не поддаться буржуазным предрассудкам. Правда, у твоей матери их было немало.
— Что может быть буржуазное, чем "менаж а труа" [Любовь втроем (франц.)]?
— Причем здесь "менаж а труа"! Не думаешь ли ты, что мы создали здесь некий ужасный уголок секса?
— Не имею ни малейшего понятия о том, что вы "создали". Мама никогда не говорила мне об этом.
— А к чему ей было говорить? Насколько я знаю, Джонатан мертв и похоронен. Он — единственное, что нас связывало.
— Но он жив.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Тебя никто не расспрашивал о Джонатане? Ответь, дитя, — от этого могут зависеть наши жизни.
— Почему?
— Не спрашивай. Так кто-то интересовался им, да?
— Да.
— Как он выглядел?
— Обыкновенный мужчина, ничего особенного.
— Здоровый такой? Не то чтобы толстый, но… тяжеловатый? Неряшливый… Мятый синий костюм и нечищенные башмаки. Усы черные, а волосы почти серые, короткие, да?
— И добрые голубые глаза, — добавила Эпифани. — Их сразу замечаешь.
— Он не назвался Энджелом? — В голосе Круземарк послышались нетерпеливые нотки.
— Да. Гарри Энджел.
— Чего он хотел?
— Он ищет Джонни Фаворита.
— Зачем?
— Он не сказал мне зачем. Он детектив.
— Полицейский?
— Нет, частный детектив. Что все это значит?
Слабо звякнул фарфор, и Маргарет Круземарк сказала:
— Я не уверена, что знаю. Он побывал здесь. Не сказал, что он — детектив, притворился клиентом. Я знаю, это покажется грубостью, но я прошу тебя уйти. Меня ждет одно дело. Боюсь, это срочно.
— Вы думаете, мы в опасности? — Голос Эпифани дрогнул
на последнем слове.
— Не знаю, что и думать. Если Джонатан вернулся, может случиться все что угодно.
— Вчера в Гарлеме убили одного человека, — выпалила Эпифани. — Моего друга. Он знал маму, и Джонни тоже. Мистер Энджел расспрашивал этого человека.
Послышался скрип стула по паркету.
— Мне нужно идти, — сказала Маргарет Круземарк. — Вставай, живее, я возьму твое пальто, и мы спустимся вместе.
Звук приближающихся шагов. Я сорвал с двери контактный микрофон и, выдернув из аппарата наушник, сунул все добро в карман. Держа "дипломат" под мышкой, я промчался по длинному коридору будто гончая, нагоняющая зайца. Я ухватился за перила, чтоб не упасть, и понесся сломя голову вниз по пожарной лестнице.
Ждать лифта на девятом этаже было слишком рискованно: велика вероятность встретиться с ними в одной кабине, поэтому пришлось поработать ногами. Задыхаясь, я выскочил в пустой вестибюль и уставился на лифтовые стрелки: левая ползла вверх, правая — вниз. В любую секунду дамы могли быть здесь.