— Так и сделаю. Уж вы не сомневайтесь. — Она причмокнула губами, словно поджимая вставную челюсть, и тронулась к дверям. — Доброго утра вам, джетельмены. Надеюсь, не шибко вас обеспокоила…
Стерн уставился на нее с разинутым ртом. Деймос просто стоял, почесывая затылок. "Интересно, заметили они, что она босиком?" — подумал я, боясь вздохнуть, пока не закрылась входная дверь.
— Ох уж эти бабы из джунглей, — пробормотал Стерн. — На кой было снимать их с деревьев?
— Этель — славная женщина, — заметил я, наполняя кофейник. — Немного туповата, но хорошо присматривает за чистотой в комнатах.
— Вот-вот, лейтенант, — хмыкнул сержант Деймос. — Кто-то же должен пошвабрить сортир.
Стерн глянул на напарника со слабым отвращением, словно именно сержант лучше всего сгодился бы для этого ответственного дела. Я подкрутил пламя на моей двухконфорочной плите.
— Так зачем вы, ребята, хотели меня видеть? — спросил я, бросая хлебец в тостер.
Стерн поднялся с кушетки и, пройдя на кухню, оперся о стенку рядом с холодильником.
— Вам знакомо имя Маргарет Круземарк?
— Не слишком.
— Но что-то вы знаете?
— Только то, что читал в газетах.
— А именно?
— Она дочь миллионера и на днях ее убили.
— Что-нибудь еще?
— Я не могу уследить за каждым убийством в городе. У меня хватает своей работы.
Стерн поерзал и посмотрел на пятно, осквернившее потолок над моей головой.
— Надо полагать, вы делаете ее на трезвую голову?
— Что это? — спросил сержант из соседней комнаты. Я посмотрел в его сторону. Он стоял у моего открытого "дипломата" и держал отпечатанную карточку, найденную мной на столе Маргарет Круземарк.
— Это? — улыбнулся я. — Приглашение на конфирмацию от моего племянника.
Деймос глянул на карточку.
— Почему она на иностранном языке?
— Это латынь.
— У этого парня кругом латынь, — не разжимая губ процедил Стерн.
— Что означает эта штука? — Деймос указал на перевернутую пентаграмму.
— Вижу, вы, ребята, вовсе не католики, — сказал я. — Это эмблема ордена Святого Антония. Мой племянник — алтарный служка.
— Смахивает на штуковину, которую носила мадам Круземарк. Тостер выбросил готовый хлебец, в я намазал его маслом.
— Может, она тоже была католичка.
— Ничуть не бывало, — отрезал Стерн. — Скорее, она была язычницей.
Я пожевал хлебец.
— Разве это имеет какое-то значение? По-моему, вы расследовали смерть Пупса Суита.
Стерн мертвым взглядом уставился на меня.
— Это верно, Энджел. Так уж получилось, что "модус операнди" в обоих случаях очень схожий.
— Думаете, они связаны между собой?
— А может, стоит спросить об этом у вас? Кофе начал закипать, и я убавил пламя.
— Что толку? С тем же успехом можете спросить у привратника внизу.
— Не умничайте, Энджел. Ниггер-пианист занимался вуду. Девица Круземарк была предсказательницей и, судя по всему, тоже баловалась черной магией. Оба вырублены в одну и ту же неделю с разницей в один день при очень схожих обстоятельствах — неким неизвестным, или неизвестными.
— Что общего в обстоятельствах их смерти?
— Эта информация касается только полиции.
— Но как я смогу помочь, не зная, чего вы хотите? — Вытащив из шкафчика три кружки, я выстроил их на стойке.
— Вы пытаетесь что-то утаить от нас, Энджел?
— А почему бы и нет? — Я выключил горелку и разлил по кружкам кофе. — Я не работаю на город.
— Послушай, умник: я связался с твоим важным адвокатишкой в центре. Похоже, ты загнал нас в угол. Ты можешь захлопнуться, и мы вынуждены убрать от тебя лапы. Но если только подвернется случай — ты, например, нарушишь правила парковки — я насяду на тебя, как паровой каток. И в этом городе тебе не видать будет даже лицензии на торговлю земляными орехами.
Я попивал кофе, наслаждаясь его ароматом.
— Я всегда уважаю закон, лейтенант.
— Брехня! Парни вроде тебя пляшут над законом на канате. Но когда-нибудь, скоро, ты поскользнешься, и я поймаю тебя в объятия.
— Ваш кофе остывает.
— Хрен с ним, с кофе! — прорычал Стерн.
Стекло на фотографии в рамке треснуло; застывшая молния прочертила зигзаг между костяшками сжатых в кулаки пальцев Великого Джона Л. и Джейка Килрэйна. Я снова повесил ее на стену и услышал тихий стук во входную дверь.
— Входи, Этель. Открыто.
Эпифани, все еще в тряпичной косынке, заглянула в комнату.
— Они больше не вернутся?
— Скорее всего вернутся. Но сегодня они нас уже не побеспокоят.
Она внесла в прихожую ведро со шваброй и закрыла дверь. Опершись о нее спиной, девушка захихикала. В ее смехе проскальзывали истеричные нотки, и, обняв ее, я ощутил дрожь тела под тонким хлопчатобумажным платьем.
— Ты была бесподобна, — заверил я.
— Погоди, еще увидишь, как чисто я вымыла туалет.
— Куда ты уходила?
— Пряталась на пожарной лестнице, пока не услышала, как они уходят.
— Ты голодна? Есть кофейник с горячим кофе и яйца в холодильнике.
Мы соорудили завтрак — обычно я их пропускаю — и принесли свои тарелки в гостиную. Эпифани обмакнула поджаренный хлебец в желток.
— Они не нашли чего-нибудь из моих вещей?
— Да они по-настоящему и не искали. Один из них порылся в моем "дипломате" и нашел кое-что, взятое мною из квартиры Круземарк, — но не знал, что это такое. Черт, даже я этого не знаю.
— Можно посмотреть?
— Пожалуйста. — Я встал и протянул ей карточку.